Эстетическая программа «озерной школы».
Возникновение романтизма
Социально-историческая почва романтизма в Англии имела свои особенности. Буржуазная революция произошла в стране в середине XVII в., и к концу XVIII столетия ее результаты проявились вполне очевидно. В народной среде зрело и крепло недовольство последствиями промышленного переворота. В условиях социальных противоречий буржуазной Англии переход к машинному производству обогащал лишь предпринимателей, в то время как условия труда и жизни простых людей ухудшались.
Романтическая культура с ее специфическими принципами является отражением процесса отчуждения личности в буржуазном обществе, разрыва прежних социальных связей в переходную эпоху, неопределенности и зыбкости устанавливающихся отношений. Индивид оказывается изолированным от прежней вековой социальной системы. Формируется характерный для романтизма художественный принцип - изображение личности как самоценной, не зависящей от уродливых социальных обстоятельств, которые романтиками подвергаются резкому осуждению. Эта личность живет своим неповторимым, индивидуальным внутренним миром и, не принимая реальной действительности, творит сама, с помощью своего воображения или эмоциональной активности, идеальный мир, соответствующий порывам и стремлениям ее субъективного духа. Но романтики не могут не сознавать, что на пути субъективного творчества самоценной личности и в процессе утверждения ее свободной воли она неизбежно наталкивается на жестокую реальность современного общества. Отсюда - появление романтической иронии, которая указывает на невозможность абсолютизации свободы личности и самоценности индивида.
Озёрная школа явилась протестом против классицизма XVIII века, с его риторической напыщенностью, и возникла отчасти под влиянием немецких романтиков. Отвергнув рационалистические идеалы просвещения, поэты Озёрной школы противопоставили им веру в иррациональное, в традиционные христианские ценности, в идеализированное средневековое прошлое.
Озёрная школа
оказала большое влияние на английских поэтов-романтиков младшего поколения (Дж. Г. Байрон, П. Б. Шелли, Дж. Китс), впрочем решительно критиковавших политическую платформу «лейкистов», и на развитие всей английской поэзии 19—20 вв.
Начало английского романтизма принято связывать с появлением сборника Вордсворта и Колриджа «Лирические баллады» (1798), с опубликованием предисловия, содержащего основные задачи нового искусства. Но благодаря уже существовавшему предромантизму, появление романтизма не было похоже на взрыв, отказ от старых образцов. Компромиссное существование различных стилей в эпоху Просвещения, довольно спокойное противостояние их друг другу привели романтика Байрона к верности классицизму на протяжении всего творчества и отказу от частого употребления слова «романтизм», «романтический» в его финальном произведении «Дон Жуан». У английских романтиков не было последовательно серьезного отношения к романтизму, как, скажем, у романтиков немецких. Отличительной чертой духовной деятельности англичан, отразившейся и в художественном литературном творчестве, было осмеяние, пародирование того, что только становилось литературной нормой. Примером того является роман Стерна «Тристрам Шенди», который одновременно и утверждает, и разрушает структуру романа. «Дон Жуан» Байрона в начальных песнях также представляет собой пародию на путешествующего романтического героя, весьма напоминающего Чайльд Гарольда. А «Видение суда» и «Поездка дьявола», заимствовавшие свои названия у Саути и Колриджа, по сути своей остро сатиричны и пародийны. Светлые и радостные утопические пророчества Шелли с мифологической образностью и необычной человечностью и естественностью чувств, свойственным духам, богам и титанам, прямо противостоят мрачным эсхатологическим предсказаниям Т. Грея.
Первый этап английского романтизма совпадает с творчеством поэтов Озерной школы, проходил на фоне готического и якобинского романов. Роман как жанр еще не ощущал своей полноценности, поэтому представлял собой обширное поле для эксперимента. На первый план выдвинулась английская лирика, представленная С. Роджерсом и У. Блейком, Т. Чаттертоном, Д. Китсом и Т. Муром, поэтами-лейкистами. Поэзия была более радикальна в отношении формы. Возродив жанры национальной лирики (баллада, эпитафия, элегия, ода) и существенно переработав их в духе времени с акцентом на внутренне раскованный мир личности, она уверенно шла от подражательности к оригинальности. Меланхоличность и чувствительность английской поэзии соседствовала с эллинистическим языческим любованием жизнью и ее радостями. Эллинистические мотивы у Китса и Мура подчеркивали оптимистический характер изменений, происходивших в поэзии,- освобождение ее от условностей классицизма, смягчение дидактики, обогащение повествовательных линий, наполнение их субъективностью и лиризмом. Восточные мотивы в лирике Шелли, Байрона, Мура возникают уже в первый период английского романтизма. Они диктовались жизнью - Англия расширяла свои колониальные владения, и восточная культура и философия влияли на образ жизни, садово-парковое строительство, архитектуру. Английская пейзажная лирика Вордсворта, Колриджа, Роджерса, Кэмпбелла, Мура живописна в самом прямом и строгом смысле этого слова. Как и живопись Великобритании, становящаяся самым популярным и почитаемым видом искусства, она грустна, наполнена меланхолией, так как тесно соприкасается с предромантическим периодом, с кладбищенской лирикой Т. Грея, Т. Перси, Д. Макферсона и сентименталистов, но она и в высшей степени философична («Ода Осени» Китса, сонеты Вордсворта и Колриджа).
Второй этап в развитии английского романтизма связан с творчеством Байрона, Шелли, Скотта, открывших новые жанры и виды литературы. Символами этого периода стали лиро-эпическая поэма и исторический роман. Появляются «Литературная биография» Колриджа, «Английские барды и шотландские обозреватели» Байрона, великолепные предисловия к поэмам Шелли, трактат самого Шелли «Защита поэзии», литературно-критические выступления В. Скотта (сто статей в «Эдинбургском обозрении»), его исследования по современной литературе. Роман занимает достойное место наряду с поэзией. Бытописательные и нравоописательные романы М. Эджуорт, Ф. Берни, Д. Остен подвергаются значительной структурной реорганизации, создаются национальные варианты романов - шотландский цикл В. Скотта, «ирландские романы» М. Эджуорт. Обозначается новый тип романа - романа-памфлета, романа идей, сатирического бурлеска, высмеивающего крайности романтического искусства: исключительность героя, его пресыщенность жизнью, меланхолию, высокомерие, пристрастие к изображению готических руин и уединенных таинственных замков (Пикок, Остен).
Драматизация формы романа требует удаления из текста фигуры автора; персонажи получают большую самостоятельность, роман становится более раскованным, менее строгим по форме. Роман становится популярным жанром, и Скотт начинает издавать серии национальных романов. В обществе зреют предпосылки будущей викторианской идеологии и культуры. К 30-м годам романтизм становится ведущей тенденцией в романе, хотя романтический герой не всегда является положительным (Булвер-Литтон, Дизраэли, Пикок). Долгое правление королевы Виктории (1837-1901) способствовало проникновению романтического духа в литературу на протяжении всего XIX столетия.
Эстетические взгляды поэтов Озерной школы
Первый этап английского романтизма (90-е годы XVIII в.) наиболее полно представлен так называемой Озерной школой. Сам термин возник в 1800 г., когда в одном из английских литературных журналов Вордсворт был объявлен главой Озерной школы, а в 1802 г. Колридж и Саути были названы ее членами. Жизнь и творчество этих трех поэтов связаны с Озерным краем, северными графствами Англии, где много озер. Поэты-лейкисты (от англ. lake - озеро) великолепно воспели этот край в своих стихах. В произведениях Вордсворта, родившегося в Озерном крае, навсегда запечатлены некоторые живописные виды Кэмберленда - река Деруэнт, Красное озеро на Хелвелине, желтые нарциссы на берегу озера Алсуотер, зимний вечер на озере Эстуэйт.
Роль представителей Озерной школы в истории литературы велика; они впервые открыто осудили классицистские принципы творчества. Лейкисты требовали от поэта изображения не великих исторических событий и выдающихся личностей, а повседневного быта скромных тружеников, простых людей, тем самым явившись продолжателями традиций сентиментализма. Вордсворт, Колридж и Саути апеллировали к внутреннему миру человека, интересовались диалектикой его души. Возродив интерес англичан к Шекспиру, поэтам английского Ренессанса, они взывали к национальному самосознанию, подчеркивали в противовес универсальным классицистским канонам самобытное, оригинальное в английской истории и культуре.
Одним из главных принципов новой школы было широкое использование фольклора.
Изображение народного быта, повседневного труда, расширение тематики поэзии, обогащение поэтического языка за счет введения разговорной лексики, упрощение самой поэтической конструкции приблизили поэтический стиль к обыденной речи, помогли Вордсворту, Колриджу и Саути убедительнее и правдивее отразить противоречия действительности. Использовав балладную форму, лейкисты, как и В. Скотт, трансформировали этот жанр, поставив рассказчика в новые условия очевидца и участника событий. Они также сделали самостоятельными жанры дружеских посланий-посвящений, элегий. Утвердив самоценность личности, лейкисты разработали проблемы взаимоотношения ее с миром, драматически отразив переменчивость внутреннего мира человека, предугадав динамику этого процесса, а самое главное - настойчиво искали пути восстановления разрушенных связей человека с природой, апеллируя к нравственности и чистоте человеческой души.
Деятельность поэтов Озерной школы и других английских романтиков той поры протекала во время завершавшегося промышленного переворота в стране и выработки новой системы взглядов на мир, на искусство, в период, который подводил итог исканиям просветителей и открывал качественно новую страницу в истории лирической поэзии, связанную с эпохой романтизма.
Уильям Вордсворт
Свои сюжеты Вордсворт выбирал всего охотнее в среде низших слоев народа, в среде людей трудящихся и нуждающихся, в особенности в жизни деревенских жителей, к тяжелому положению которых старался возбуждать участие не без побочных нравственных целей.
Ему всего лучше удавались легко набросанные характеристики женщин, на которых он смотрел такими же спокойными, но вместе с тем влюбленными глазами, какими смотрел на птиц и на деревья, так как видел в них олицетворения натуры.
Наивная «озерная» поэзия Уильяма Вордсворта кажется всего более привлекательной и трогательной в тех похожих на баллады песнях, в которых изображены факты из жизни бедных деревенских жителей («Братья», «Слепой маленький горец», «Микель», где описана скорбь отца о нравственной испорченности сына; «Нас семеро»; «Пастуший источник», «Старый нищий»).
Между более крупными поэтическими произведениями Вордсворта всех более славится то, которое состоит из целого ряда бесед поэта с людьми низкого звания, с разносчиком, с отказавшимся от должности полковым пастором, с несколькими женщинами. Предметом этих бесед служат: изменчивая участь людей, их отношения к Богу, к природе, к ближним и другие жизненные вопросы. Это произведение Вордсворта наполовину поэзия наполовину церковная проповедь: подобно протестантским храмам, оно достойно уважения, но с виду холодно и монотонно.
Сэмюэль Тейлор Кольридж
Второй главный поэт «озерной школы», Сэмюэль Тейлор Кольридж (1772-1834), был другом Вордсворта, но вовсе не был похож на него характером и был менее его плодовит как литератор. В молодости он был пылким республиканцем и восхищался французской революцией, как это доказывает написанная им в 1798 году, ода к Франции. По недостатку средств существования Кольридж вел тревожную жизнь, занимаясь разными литературными работами и статьями для журналов, пока не получил от одного доброжелателя денежного вспомоществования, которое доставило ему возможность предпринять продолжительное путешествие по Германии. Там он близко познакомился с романтической литературой, и хотя он вместе с тем так восхищался произведениями Шиллера, что перевел «Валленштейна» на английский язык, однако склонность к романтике нашла такую благоприятную почву в меланхолической, вялой и жадной к наслаждениям натуре Кольриджа, что взяла верх над всеми другими его влечениями и постоянно оказывала ясно заметное влияние на его политические и литературные убеждения. Он сделался консерватором и руководил одним за другим несколькими периодическими изданиями, державшимися консервативного направления, пока не получил от правительства небольшой пожизненной ренты на свои самые необходимые потребности. Сэмюэль Тейлор Кольридж умер в поместье одного из своих друзей, неподалеку от Лондона, мучимый сожалениями о том, что бесцельно растратил свою жизнь. Кольридж был оригинальный поэт с пылкой фантазией и с чувствительным сердцем, но так как он не был очень плодовит, а его поэтическая фантазия все более и более терялась в мистицизме, то его произведения медленнее проникали в народную массу, чем произведения остальных представителей «озерной школы». Его драматические произведения – и «Падение Робеспьера», исторический эпизод, написанный в форме диалога с оборотами речи, употреблявшимися в парижском конвенте, и зимняя сказка «Заполья», – имеют менее высокие поэтические достоинства, чем его лирико-эпические стихотворения.
У Кольриджа свойственная всем поэтам «озерной школы» любовь к природе доходит до чего-то похожего на мистическую символику природы, обнаруживающуюся в особенности в его главных произведениях – в «Кристабель», чрезвычайно изящном, но недоконченном стихотворении, местами напоминающем чудесный демонический мир легенд, в цикле романсов The ancient mariner («Старый мореход»), написанных мастерски, несмотря на встречающиеся в них фантастические рассказы о привидениях, равно как в некоторых из его баллад и более мелких лирических стихотворении. Как бы ни казалось нелепым содержание романсов Кольриджа о старом моряке, в них постоянно чувствуются запах моря, опасности жизни на море, страшные и вместе с тем привлекательные явлении океанического мира. Но внешнему великолепию рассказов, к сожалению, не соответствует тривиальная мораль, по которой нарушение законов гостеприимства даже у морских птиц (у альбатросов) навлекает на виновных самые страшные наказания.
Роберт Саути
Третьим корифеем «озерной школы» был Роберт Саути (1774-1843) – даровитый и плодовитый поэт с пылкой фантазией и с уменьем картинно выражать свои мысли; подобно своему другу Кольриджу, он в молодости увлекался республиканскими идеями, а потом сделался консерватором. Влечение к свободе сначала было так сильно у обоих друзей, что они задумали, вместе с третьим единомышленником, Робертом Лоуэллем, переселиться в Америку, но скоро отказались от этого намерения. К этому периоду бурных стремлений принадлежит революционная драма Роберта Саути «Уот Тайлер». Но Саути проявлял свои поэтические дарования преимущественно в героической и в лирической поэзии, а не в драме. После издания своего эпического рассказа «Жанна д'Арк», отличающегося не столько художественностью плана, сколько изяществом языка, цветистой фантазией и идиллическими описаниями природы, Саути предпринял путешествие в Испанию и в Португалию там он обогатил свой ум, изощрял свой вкус, научился выражаться благозвучными стихали, как это доказывает написанный им вольными стихами арабский рассказ «Талаба разрушитель». Еще больше похвал вызвало «Проклятие Кегамы», – заимствованный из индостанских легенд фантастический рассказ, в котором много верных и изящных описаний природы, народного склада ума и нравов, хотя над восточным миром чудес и колдовства и веет воздухом старой Англии. Для рассказа Саути «Мадок, принц Уэльский» служит содержанием уэльское предание об искателях приключений, занесенных бурей к берегам Америки и открывших эту новую часть света.
После издания своего рассказа «Родерик, последний из готов», который был плодом поездки в Испанию, Роберт Саути был возведен в звание придворного поэта (1813 г.). Эта перемена во внешних условиях его жизни была не в пользу его поэтической деятельности: хотя ему потом и удавались мелкие эпические, лирические и сатирические стихотворения, но в его позднейших произведениях заметны умственное истощение и узость политических и религиозных воззрений. Лорд Байрон подверг Саути жестокому бичеванию за его бесцветное стихотворение «Видение суда», а после появления его последнего большого стихотворения «Сказка Парагвая», его поэтические дарования, очевидно, пришли в упадок; поэтому он стал заниматься преимущественно историческими трудами и другими сочинениями в прозе. К самым удачным из прозаических сочинений Саути принадлежат «История Бразилии» и «Жизнь Нельсона»; в своей «Истории войны в Испании и Португалии» и в Vindiciae ecclesiae или Book of the church, он подчиняется влиянию английских и высокоцерковных предрассудков. «Озерный поэт» Саути был достойным уважения, трудолюбивым человеком, отличавшимся семейными и гражданскими добродетелями, но на его личности всегда лежал отпечаток филистера и ортодоксального моралиста.
Шотландский стихотворец Джон Уилсон (1785-1854), отличавшийся мужественной красотой и живший после бурной молодости в Кумберленде (до назначения профессором нравственной философии в Эдинбург) тоже может быть причислен к «озерной школе» в особенности по своему поэтическому рассказу «Остров Пальм». В нём привлекательно описана история двух влюбленных, которые спаслись от кораблекрушения на уединенном острове и прожили там семь лет. Уилсона ставят наряду с поэтами «озерной школы» его сочувствие к первобытному натуральному состоянию, его старание во всем находить поучительную сторону, и удовольствие, с которым он описывает мир животных и мелкие явления природы.
Сильное впечатление производит мрачный рассказ Уилсона «Город чумы». Это ряд потрясающих драматических сцен, в которых изображена одна семейная трагедия во время чумы, свирепствовавшей в Лондоне в 1666 году. Из остальных произведений Уилсона всего более привлекательно собрание рассказов из жизни шотландского народа под заглавием «Свет и тени». По своему человеколюбию, по богатству описаний природы, по глубине чувств и по редкой привлекательности изложения, он имеет право занимать высокое место как в «озерной школе», так и вообще между английскими поэтами XIX столетия. Джон Уилсон был главной опорой для влиятельного журнала Blakwoods Magazin, в котором были помещены его Recreations of Christopher North.
Творческий путь поэта, который был соавтором Вордсворта по «Лирическим балладам», тоже сложился весьма драматично. Сэмюэль Тейлор Кольридж (1772—1834), десятый сын провинциального священника, рано проявил и блестящие способности, и склонности, принесшие ему несчастье. Он поступил в Кембриджский университет и, по неясным причинам, оставил учебу. Вдруг записался в драгунский полк и столь же неожиданно был отчислен. Собирался вместе с Саути в Америку, чтобы организовать там коммуну «Общеволию», но этот план даже не начал осуществляться. Путешествовал по Германии, но тогда, судя по всему, немецкой романтикой не проникся; лишь позднее, как бы спохватившись, взялся читать и изучать своих немецких современников. С девятнадцати лет, еще на студенческой скамье, начал принимать опиум и стал пожизненным рабом этого наркотика. Свой жизненный путь Кольридж завершал фактически как многолетний домашний пациент в семье терпеливого и преданного друга-доктора.
Наивысший творческий подъем Кольридж пережил в начале своего литературного пути в канун издания «Лирических баллад». Эта, по выражению биографов, «пора чудес» (1797—1798) длилась на деле менее года. За это время Кольридж создал «Сказание о Старом Мореходе», начал «Хана Кублу» и «Кристабель», написал некоторые другие баллады и лучшие свои лирические стихи («Полночный мороз», «Соловей», «Гимн перед восходом солнца», «Вордсворту»). Баллады вместе со «Сказанием о Старом Мореходе» вошли в знаменитый, выпущенный совместно с Вордсвортом сборник. «Хан Кубла» и «Кристабель» так и остались «фрагментами» в качестве особого романтиками утвержденного жанра. Опубликованные много лет спустя (1816), они буквально ошеломили современников: Шелли, услышав из уст Байрона «Кристабель», едва не лишился чувств
Ведущая поэтическая мысль Кольриджа — о постоянном присутствии в жизни неизъяснимого, таинственного, с трудом поддающегося умопостижению. Тайна врывается в нормальное течение жизни внезапно, как это происходит в «Сказании о Старом Мореходе»: повествование развертывается не с начала, излагается как бы второпях и к тому же необычным рассказчиком — старым моряком, который остановил шедшего на свадебный пир юношу и «вонзил в него горящий взгляд».
Читателю уготована роль этого юноши: поэма точно так же должна захватить его врасплох, и, судя по реакции современников, Кольриджу в самом деле это удавалось, — под покровом обычного открывается фантастическое, которое, в свою очередь, неожиданно оборачивается обычным, а затем опять фантастическим. Старый моряк рассказывает, как однажды, закончив погрузку, их корабль пошел привычным курсом, и вдруг налетел шквал: «Он злобно крыльями нас бил, он мачты гнул и рвал» (пер. В. Левика).
Шквал этот не просто шторм — метафизическое зло или месть настигают человека, нарушившего извечный порядок в природе: моряк от нечего делать убил альбатроса, сопровождавшего, как обычно, судно в море. За это стихия мстит всей команде, обрушиваясь на корабль то ветром, то мертвым штилем, то холодом, то палящим зноем. Моряки обречены на мучительную гибель главным образом от жажды, и если виновник несчастья один остается в живых, то лишь для того, чтобы понести особую кару: всю жизнь мучиться тягостными воспоминаниями. И старого моряка неотступно преследуют устрашающие видения, о которых он, чтобы хоть как-то облегчить себе душу, пытается поведать первому встречному.
Чеканные, поистине завораживающие строки гипнотизируют слушателя, а вместе с ним и читателя, создавая картины необычайные и неотразимые: сквозь корабельные снасти диск солнца кажется лицом узника, выглядывающего из-за тюремной решетки; корабль-призрак преследует несчастное судно; матросы-призраки погибшей команды обступают с проклятиями своего незадачливого сотоварища. В этих ярких (даже чересчур) картинах не всегда видна причинно-следственная связь событий, поэтому тут же на полях даются пояснения происходящего: «Старый Мореход, нарушая законы гостеприимства, убивает благотворящую птицу» и т. д. Сквозь условную декоративность прорывается психологизм, все средства — от ярчайших словесных красок до автокомментария — используются ради выразительного воспроизведения переживаний, будь то галлюцинации, возникающие после многодневной жажды, или же чисто физическое ощущение твердой земли под ногами. Каждое душевное состояние передается в динамике, Кольридж запечатлевает в своих стихах состояние полусна, грез, ощущение ускользающего времени, это и явилось его творческим вкладом не только в поэзию, но и в развитие всей литературы. Следы воздействия «Сказания о Старом Мореходе» заметны даже в «Метели» Толстого, не говоря уже о более ранних, романтических исповедях, а своим поэтическим фрагментом о часах (1830) Кольридж подсказал Пушкину стихотворение «Пора, мой друг, пора...».
«Новаторство Кольриджа-стихотворца, так ярко в балладах проявившееся, неотделимо от той глубины, с какой в них постигнуты или угаданы новые, трагические аспекты человеческих судеб, возвещенные крахом Французской революции и укреплением прозаического, меркантильного царства эгоистических буржуазных „свобод“. Тема роковой разобщенности, даже „некоммуникабельности“ людей, неизбывного одиночества личности, той ужасающей „Жизни-в-Смерти“, какой для многих оборачивается существование, в значительной мере определяет философское и психологическое содержание этих поэм. Теме этой предстояло в дальнейшем пройти в разных вариантах и преображениях через мировую литературу на протяжении более полутораста лет, от Эдгара По к Бодлеру и символистам, и далее, вплоть до современного нам экзистенциализма. У Кольриджа она впервые была провозглашена с трагической силой и патетической искренностью.
Романтизм – это прежде всего идейная позиция. Романтизм возвращается к богоборческому пафосу Кристофера Марлои Люцифера Мильтона, но основным пафосом становится не просто протест против несовершенства человеческой природы, как у Марло, но против несправедливости устройства мира как такового. Однако основной чертой романтизма является субъективизм, воспринимаемый, впрочем, как объективная оценка реальности.
Романтики высоко ценили в искусстве его нравственное воздействие на души людей. Для одних романтиков искусство - источник нравственного самоусовершенствования, для других - сила, побуждающая к революционному действию. Поэтическое воображение, открывающее красоту, осмысливалось романтиками по-разному. «Лейкисты» видели в нем божественное откровение, лондонские романтики считали, что воображение открывает красоту реального мира, однако противопоставляли этот открытый ими идеал красоты самой действительности |
- Толпинская АлинаУЖ-2, 2 курс
- Саклакова КориннаУЖ-2, 2 курс
